Охота на труса - Алексей Смирнов

Разбираться с охраной отправились четверо, по двое на вышку: бен Ладен и Ленин, Бокасса и Мао. Сталин в очередной раз взломал директорский кабинет и сразу приковался к компьютеру, на мониторе которого светилась непонятная, но заманчивая надпись «Google». Гитлер, с которым они на пару заперли педагогов и туторов, покатил Рузвельта в медкабинет: с Эштоном случилась истерика, он думал только о своих искалеченных ногах и нуждался в успокоительных средствах.

На вышках уже связались с Сановничим: позвонили, как вежливо предложили им воспитанники, остановившиеся в паре шагов от цели. Все прошло гладко, Сановничий не расставался с мобильником. Забрав автоматы и мысленно благодаря за науку Стрелкова-Питона, мятежники затолкали стражей в морозильную камеру.

После этого наступило отрезвление. Все эти действия были выполнены как бы автоматически, на гребне волны и под страхом физической ликвидации, образчик которой был явлен ночью, когда застрелили какого-то еще, беглого Гитлера. Теперь начались откат и реакция.

И первым сломался почему-то Бокасса. Он привалился к стене, съехал по ней на пол и сделался из черного серым. Намедни снился ему сон, там было мясо, самое разное, причем Боваддин, никогда не бывавший ни на рынке, ни в мясной лавке, откуда-то знал, какое и где лежало, висело, морозилось, дымилось и сочилось красным. А он собирался его сожрать, да все не удавалось: и так подходил, и сяк, и нависал сверху, и подныривал снизу – мясо лежало на расстоянии броска оскаленной пастью, в секунде от укуса, но что-то мешало ему, не подпускало вплотную, и вот уже Боваддин парил над гранитным прилавком, ужасаясь и вожделея. Одновременно он прекрасно понимал, что ничего ему не достанется – опять же неизвестно почему, однако возможность отличная от нулевой, и в этой формулировке прокрался урок математики в исполнении Сановничего, неизбежно существовала, ибо теоретически возможно все.

– Я не хочу никого есть, – невыразительно произнес Бокасса. – Не дайте мне.

Вторым оказался Сталин. Он сел рядом с Бокассой и заревел, поглаживая руку, которую ему с пеленок высушивали в специальном лубке.

– Сволочи, – всхлипывал он.

– Забыли, кто вы такие? – презрительно осведомился бен Ладен.

Он вскинул автомат и приблизился к двери, из-за которой доносился гул плененных преподавателей. В коридоре зазвучали смех и многие шаги. Бен Ладен обернулся и увидел Мао и Черчилля. Они гнали перед собой остальных – Стрелкова-Питона, Пыльина, Комова, Неведомского и прочих. Мао держал автомат.

– Пусть растут сто цветов! – наобум процитировал он себя самого.

– Дато! – позвал бен Ладен.

Сталин поднял заплаканное лицо.

– Ы-ы-ы! Ы-ы-ы! – затеял гримасничать Ленин.

– Дато, отопри замок. Посадим их к остальным.

– И деру отсюда, – подхватил Черчилль. – Сейчас сюда явится какая-нибудь полиция или войска.

– Нет, – возразил бен Ладен. – Сначала выясним, откуда мы и почему. Дато! Хорош реветь! Что ты такое прочел в этом компьютере?

– Про сэбя прочел. – Сталин шмыгнул носом и встал. – Будто чачей из ушата.

Он поколдовал над замком и быстро отступил. Мао, напротив, шагнул вперед и вскинул автомат. Шум в келье стих. Черчилль загнал туда пленных, и дверь снова заперли.

Тут же послышался скрип колес: это Гитлер подкатил Рузвельта, который теперь выглядел даже слишком спокойным. Его лицо напоминало посмертный слепок. Екатерина подошла и взяла его за руку. Рузвельт смотрел в одну точку, губы исчезли.

– Эштон, – позвала его Екатерина. – Не расстраивайся, ты лучше всех.

– Я дал ему каких-то таблеток, – объяснил Гитлер. – Которые были в шкафчике под замком. Были еще ампулы с какой-то чачей, но я не умею колоть.

– Он не загнется? – покосился на Рузвельта Мао.

– Не должен, я прочел инструкцию. Дозу, правда, двойную дал, а то его колотить начало.

– Давно?

– Да минут пять.

– Так еще не подействовало. Эштон, очнись! Сейчас таблетки всосутся, и тебе станет получше.

Рузвельт медленно повернул голову к Мао.

– Выведите мне Феста.

– Мы выведем всех, не волнуйся. Между прочим, я сильно сомневаюсь, что ты вообще болел полиомиелитом. Зачем усложнять? Тебе, наверное, просто перерезали какие-то нервы.

– Спинной мозг, – ровным голосом отозвался Рузвельт. – Зачем? Если они готовят из нас резерв, то зачем нужно полное сходство? Разве Рузвельт не стал бы Рузвельтом, останься он с ногами?

– Можэт, и нэ стал бы, – заметил Сталин, уже успевший успокоится. – Можэт, он бэзногий стал злее. Я вот сухорукий сдэлался очэнь злой!

– Мы сейчас у них спросим, – вмешался бен Ладен, и Ленин восторженно подскочил серым козлом. – Джонни прав, надо сваливать, но это глупо, если мы не поймем, зачем нас наштамповали. Может быть, мы бесценны и сумеем поторговаться. Может, и правда пойдем на опыты.

– Да какие там ценные! – взвился Гитлер, у которого все не шла из головы гибель близнеца. – Шлепнут, как они выражаются – и привет!

– Вполне возможно, – кивнул тот. – Но сам подумай: нас выращивали много лет. Посмотри вокруг и прикинь – здание, оборудование, персонал… Все это денег стоит! Вырастить Гитлера – не чачу месить и не кулич испечь.

– Можно подумать, что ты умеешь печь куличи.

– Не обязательно уметь самому, достаточно знать. Ты вот узнал, кто ты такой – что сейчас чувствуешь?

Гитлер задумался.

– Нарисовать пейзаж, – сказал он наконец. – Он же в какую-то академию поступал…

– Да не взяли, – подхватил Мао. – Тебя не об этом спрашивают! Ты готов убивать?

Последовала долгая пауза.

– Не знаю, – ответил Гитлер.

– Значит, мало тебя потрепало, – жестко сказал бен Ладен. – Ничего! Сейчас мы создадим тебе условия, и ты забудешь про пейзажи. Дато! Отпирай скотов. Джонни и Сунь, держите их на мушке.

Глава девятая

Сперва их хотели построить в шеренгу, но Черчилль возразил. Он объяснил, что автоматов всего два, а коридор узкий. Среднее звено грозило провиснуть и отмочить какой-нибудь номер. Поэтому преподавателей и туторов оставили в келье и загнали поглубже, а сами расположились у входа. Черчилль был прав, подозревая неладное: Комов, едва распахнулась дверь, схватил госпожу Ганди и поволок в сторону, рассчитывая превратить ее в заложницу и затеять торг. Но Мао без лишних церемоний и слов заехал ему прикладом в висок. Он ударил не столько сильно и больно, сколько внезапно. Комов ослабил хватку, и бен Ладен выдернул Ганди из его рук.

– Что ж вы творите, нелюди? – возопил отец Илларион.

– Так нелюди и есть, сами сказали, – отозвался бен Ладен. – Люди детьми и женщинами прикрываются…

– Пошлушайте, – заговорил Сановничий, весь дрожа. – Вы только шебе же шделаете хуже…

– Тоже хочешь, чача? – Мао шагнул к нему.

Директор заслонился локтем.

Мао рассмеялся. На лицах пленников был написан откровенный страх. Даже могучие туторы побледнели. Воспитанники представлялись им роботами с опасной программой, которая дремала до поры и вдруг включилась. Способности и наклонности этих молодых людей были отлично известны из курса истории, а некоторым живущим – на собственной шкуре. Сравнения можно было продолжить: военная бактериологическая лаборатория, где неожиданно нарушился карантинный режим. Пала стена, осыпалось одностороннее зеркало, и в кабинет испытателей шагнули подопытные, на щеках у которых уже расцветают алые, чрезвычайно заразные пятна, а с черепов сшелушиваются смертоносные чешуйки. Разеваются рты, вырывается убийственное дыхание, разлетаются брызги слюны. Еще аналогия: с цепи сорвались остервенелые псы, которых годами дразнили. Еще: безутешные родственники вдруг опознали серийных убийц, которые резали на части их отпрысков и проживали по соседству, состоя с ними в самых сердечных отношениях.

– Доктора мне, – безжизненным тоном попросил Рузвельт. Препарат начал действовать, глаза его затянулись пленкой, но Рузвельтом двигало нечто могущественное, в сто крат сильнее фармакологии.

– Тебе нехорошо, Эштон? – Фест осторожно поднял свой чемоданчик, распахнутый до сих пор, и прижал к груди. В его голосе обозначилась надежда снискать себе заслуги и вообще остаться не при делах.

– Ему очень нехорошо, – ответила Екатерина.

Рузвельт уронил голову.

– Что это у вас, скальпель?

Она подошла и взяла.

– Подожди, – остановил ее бен Ладен. – Сначала вы, любезные наши наставники, подробно расскажете нам про эту чачу, а дальше мы решим, что с вами делать.

Ганди подошла к Лобову и с размаху влепила ему ответную пощечину. Ее смуглые щеки зарделись, как будто в растаявшем шоколаде проступила вишневая начинка.

– Гопинат! – ахнула Смирдина.

– Я тебя, что ли, сграбастал? – взвился Лобов.

Доу поправил очки и шагнул вперед.